12834567_1167805533229465_358753774_nВ развитых странах ВИЧ давно перешел из разряда смертельных инфекций в хроническое заболевание. Жизнь ВИЧ-позитивного человека, принимающего антиретровирусную терапию, ничем не отличается от любой другой – кроме того, чем она или он сами ее раскрасят. Аня Константинова, член Координационного совета Сети Людей, которые живут с ВИЧ, о том, что делает ее сильной.

Мотивация
Меня продвигает вперед нормальное человеческое желание жить и развиваться. Причем не в плане «каждый день должен быть лучше, чем вчера» или каждый день как последний – этого мне точно не хочется. Для позитивного человека, наверное, это и есть самая большая ценность , когда он присваивает себе право просто на то, чтобы жить точно так же, как другие люди. Не думать «зачем получать образование или делать ремонт, ведь мне скоро умирать» или «сколько мне осталось?»

Самое большое достижение – когда ты живешь столько, сколько можешь, понимая, что и среди людей без ВИЧ тоже ни у кого нет гарантий прожить хотя бы до конца сегодняшнего дня. Это приходит с опытом. Когда ты узнаешь про свой статус, ты думаешь «а, все!», будто бежишь и чьи-то зубы постоянно клацают за тобой, а тебе нужно все успеть. А потом оглядываешься и видишь какие-то человеческие потери, среди людей, которые вообще не имели никакого отношения к статусу, даже были моложе, ну и, наоборот, знаешь людей, которые 10 или 20 лет живут со статусом. Вот это я и считаю самой большой победой. Не в части каких-то специальных свершений, а когда ты жизнь воспринимаешь как «ну, у меня есть такая особенность. Особенность, благодаря которой надо чуть больше следить за своим здоровьем».

Вдохновение
На втором году трезвости я приехала работать в Киев, в Сеть людей, которые живут с ВИЧ. В штате организации был психотерапевт, и узнав, что такое психотерапия, я полностью изменила фокус своего профессионального восприятия, решила что-то делать, открывать для себя, изучала одновременно в двух институтах психологию и психотерапию. То есть все получилось логично – пришла к источнику пить и осталась там жить. Сейчас занимаюсь психотерапией в том числе и с ВИЧ-позитивными клиентами. С ними у нас по-особенному – часто они могут используют свой статус, чтобы пожалеть себя, и в этом смысле испытание позитивным психотерапевтом для них тоже не из легких, ведь мне не расскажешь, как тяжело жить с ВИЧ. Если бы когда-то сказали, что есть люди, с которыми я буду делиться опытом, и он будет для них продвигающим, или у меня будут профессиональные знания, я буду вкладывать в свое образование и развитие, я была бы очень удивлена.

Женственность
Я не отношусь к категории людей, которые выхватывают обиду и живут с ней годами. Тема ВИЧ-инфекции и так пронизана контекстом женскости на 100%. Вопрос «как ты инфицировалась?» по отношению к женщине или к мужчине имеет очень разный контекст. Если половым путем, то мужчина – вау, самец, рисковый парень, а женщина – дура, которая не позаботилась о защите, и, конечно же, шлюха. Тема вот такого стыда за женственность просто пронизывает социум. Если путь инфицирования – иньекционные наркотики, то если ты употребляЛ, то ты, опять же, рисковый парень, все попробовал в жизни – и родео, и тяжелые наркотики, и волонтером в корпусе мира. А если употреблялА – фу, как некрасиво, ты же мать, женщина и все такое. У меня однажды журналистка спрашивала: «Вот вы женщина, с виду совершенно порядочная, ну вы-то как инфицировались? Ладно эти все…» У меня нет опыта рождения ребенка в ВИЧ-позитивном статусе: мой сын родился, когда я еще не была инфицирована. Думаю, что это добавило бы экстрима, в плохом смысле, в мою картину. Тема секса, деторождения, доступа к твоей крови приоткрыла бы массу интересных переживаний.

Сын
Моему сыну 22. Он был уже взрослый, лет 15, когда я рассказала ему о своем статусе, думала получится очень пафосно. На самом деле, у меня было растерянности и переживаний в миллион раз больше, чем у него. Я не с первой попытки это сделала, а оказалось все пятиминутным разговором. Он меня поддерживает, конечно, хотя я три раза в неделю тренируюсь и точно не нуждаюсь в поддержке и уходе. Сын живет в Крыму – мы оттуда родом, и он принял решение остаться и строить там свою жизнь.

Любимое дело в жизни
Я обожаю реставрировать мебель. Это очень круто. Думаю, что это откуда-то из моей жизни, в детстве я реставрировала кукол, мне приносили цветок с одним листиком – «подрал кот, возьми на реабилитацию». Наверное, оттуда этот опыт – из ничего оживлять и реанимировать. Мне кучу удовольствия составляет находить какие-то старые штуки. Обожаю всякие барахолки, не хлам, а именно классные вещи, на которые никто не обратил внимания. Не так давно открыла для себя живопись. Мои две сестры окончили художественную школу, а я никогда не думала, что у меня есть способности к рисованию. Как выяснилось, я просто академически оценивала рисунок, а когда начала просто что-то пробовать, играть с цветом – оказалось, что мне нравится. У меня нет хобби в стиле «это моя любовь, я собираю марки с 12 лет». Скорее так: «перестало вставлять – слезь с лошади». При переезде нашла и акварели для стекла, и коробку с лоскутиками, и набор для декупажа, это все было и наслаивалось. В смысле хобби я точно не однолюб.

Я не хочу ничего говорить только ВИЧ-позитивным женщинам, хочу сказать женщинам вообще. Мне хочется, чтобы все женщины любили себя в самом непафосном смысле этого слова. Слышали себя, независимо от статуса, веса, цвета кожи, волос, успешности в личной жизни или карьере. Чтобы они шли за своими желаниями, а не жили чужие жизни, делая то, чего от них ждет общество, родители, друзья, мужья, партнеры, кто угодно. Вот эта свобода – самая большая для меня ценность.

Ссылка: http://womo.com.ua/po-veroispovedaniyu-ya-mechtatelnitsa/